Красота необъяснима

Красота необъяснима

В конце ноября в «A&V art gallery» в Минске откроется вторая персональная выставка молодого художника из Беларуси Ильи Спринджука. Илья остается верен себе: экспозиция будет состоять из больших портретов-женских образов – с такими же печальными глазами, как и у их автора. Накануне выставки Илья Спринджук поделился мыслями об уважении к зрителю, любви к женскому портрету и, конечно, о красоте


 

Fashion Collection: Илья, твоя первая персональная выставка «Bloom» проходила больше года назад. Что изменилось в твоих работах и тебе самом с того времени? И может ли художник в принципе оценивать свой рост или, наоборот, спад?

Илья Спринджук: Да, может. Думается мне, что творчество, помимо прочего, довольно серьезная аналитическая работа. И вдохновение в ней, конечно, играет роль, но не всегда главную, поэтому оценка ненароком да проявляется, а вот насколько адекватная – вопрос. Что во мне изменилось? Я стал больше экспериментировать. И это тоже к вопросу об оценке своей работы: лично я вижу это новое в своем подходе к живописи за последний год, для меня эти эксперименты уже определенный рост. Но сможет ли зритель оценить их, никогда не знаешь. Все чудовищно относительно.

F.C.: Как думаешь, в художественных вузах студентов должны учить продвигать себя, работать с галереями, продавать свои работы?

И.С.: Было бы неплохо. Умение продавать себя и грамотно презентовать свои работы – важная часть работы художника. Есть художники, которые пишут в стол, но у искусства должен быть зритель. И донести свою работу до зрителя – тоже умение. Сейчас для этого есть много разных инструментов, и способность пользоваться ими – хороший навык для любого художника и представителя творческой профессии.

F.C.: Режиссер Игорь Поплаухин говорил, что снимать кино под фестивали – это путь в никуда: никогда не знаешь, в кого попадет твое искусство. Находясь в плену у мифической конъюнктуры, ты обманываешься и проигрываешь. Эти суждения можно применить и к живописи?

И.С.: Это палка о двух концах, потому что я всегда делаю, как чувствую, и у моего искусства появляется зритель. И уже вижу, как он реагирует на мои работы, как их воспринимает. Реакция может быть разной: либо волна меда, либо негатива. Я не то чтобы прислушиваюсь, но учитываю эти вещи. Важно помнить о том, что ты пишешь для других людей. И вот в моем понимании это и есть мнение зрителя: ты учитываешь его наличие, осознаешь, что у него есть своя точка зрения, свои взгляды; понимание или непонимание. Уважение к личному пространству, которое человек может ощущать, глядя на твои картины.

F.C.: К вопросу о зрителях. Ты своего зрителя знаешь?

И.С.: Я себя загнал в ловушку. (Улыбается). Думаю, знаю. Имею в виду, что знать своего зрителя – хороший навык, а сам иногда в этом запутываюсь. Скорее, мне известен тот психотип людей, которому могли бы понравиться мои работы.

F.C.: Для кого ты никогда не станешь писать?

И.С.: Очень противоречивый вопрос, вызывающий. Точнее, наверное, будет вызывающим ответ: я не стал бы писать для того, кто не думает. Хотя по личным наблюдениям и опыту могу сказать, что не интересуются и не покупают живопись люди, у которых нет для этого эмоционально-интеллектуальных предпосылок. Считаю, что тратить деньги на искусство – это очень разумная и обдуманная позиция, именно позиция. Она предполагает наличие у человека определенного бэкграунда и интеллектуального уровня. Но не люблю размышлений в сослагательном наклонении: все эти «если бы» и прочее. Пока все мои работы были куплены заинтересованными людьми.

Красота необъяснима 1

F.C.: Ты пишешь портреты, очень любишь этот жанр. Почему?

И.С.: Многих вещей я не понимаю, а портреты понимаю. Кроме того, для меня портрет в каком-то смысле вызов, потому что технически мне сложно его писать. В моем случае работать в этом жанре и интересно, и сложно одновременно, поэтому я не устаю от этой работы. Я пробовал себя в разных жанрах и направлениях, очень редко эти пробы доходят до зрителя, тем не менее такие практики существуют. В моем случае портрет – как бы тавтологически это ни звучало – лицо моей живописи. Символ, который я выбрал.

F.C.: И этим символом ты выбрал именно женский портрет – большинство твоих работ выполнено в этом жанре. Известно, что в каждой своей работе художник так или иначе пишет себя. Почему ты делаешь это через женские образы? Откуда такая увлеченность женским портретом?

И.С.: Почему нужно чем-то ограничиваться? Я пишу девушек, потому что понимаю женскую эстетику. Возможно, это прозвучало громко и может двусмысленно транслироваться: понимаю женскую эстетику! Наверное, даже не в этом суть.

F.C.: Ты чувствуешь эту эстетику…

И.С.: Да. Она мне более понятна. А насчет того, пишет ли каждый художник себя – конечно, но не в буквальном смысле. Он не ограничивается какими-то физическими или реальными данными. Чаще всего это твой опыт и знания, которые ты вкладываешь в работу. Само собой, в картине эти переживания и ощущения находят свое отражение. Нельзя быть уникальным с нуля. Ты все равно будешь транслировать через искусство свой жизненный путь. Поиски чистоты в себе – попробовать избавиться от всего, что ты знаешь, умеешь; научиться писать, как ребенок, – так делали Пикассо и многие абстракционисты. В моем случае из-за того что я, по большому счету, только начинаю, еще сильно пользуюсь своим опытом и знаниями.

Красота необъяснима 2

F.C.: Мой знакомый художник, заведующий кафедрой живописи, сказал, что писать реалистично сложнее всего. Ты согласен с этим утверждением?

И.С.: Думаю, нет. Возможно, это вопрос самоощущения: кто что выбирает и каким образом хочет транслироватьсвое видение. Назови как угодно, это будет правда в любом случае. И у меня так: я могу писать реалистично (это, конечно, не Рембрандт), но не хочу. У меня двойственное живопись люди, у которых нет для этого эмоциональноинтеллектуальных предпосылок. Считаю, что тратить деньги на искусство – это очень разумная и обдуманная позиция, именно позиция. Она предполагает наличие у человека определенного бэкграунда и интеллектуального уровня. Но не люблю размышлений в сослагательном наклонении: все эти «если бы» и прочее. Пока все мои работы были куплены заинтересованными людьми.

F.C.: Ты пишешь портреты, очень любишь этот жанр. Почему?

И.С.: Многих вещей я не понимаю, а портреты понимаю. Кроме того, для меня портрет в каком-то смысле вызов, потому что технически мне сложно его писать. В моем случае работать в этом жанре и интересно, и сложно одновременно, поэтому я не устаю от этой работы. Я пробовал себя в разных жанрах и направлениях, очень редко эти пробы доходят до зрителя, тем не менее такие практики существуют. В моем случае портрет – как бы тавтологически это ни звучало – лицо моей живописи. Символ, который я выбрал.

Красота необъяснима 3

F.C.: И этим символом ты выбрал именно женский портрет – большинство твоих работ выполнено в этом жанре. Известно, что в каждой своей работе художник так или иначе пишет себя. Почему ты делаешь это через женские образы? Откуда такая увлеченность женским портретом?

И.С.: Почему нужно чем-то ограничиваться? Я пишу девушек, потому что понимаю женскую эстетику. Возможно, это прозвучало громко и может двусмысленно транслироваться: понимаю женскую эстетику! Наверное, даже не в этом суть.

F.C.: Ты чувствуешь эту эстетику…

И.С.: Да. Она мне более понятна. А насчет того, пишет ли каждый художник себя – конечно, но не в буквальном смысле. Он не ограничивается какими-то физическими или реальными данными. Чаще всего это твой опыт и знания, которые ты вкладываешь в работу. Само собой, в картине эти переживания и ощущения находят свое отражение. Нельзя быть уникальным с нуля. Ты все равно будешь транслировать через искусство свой жизненный путь. Поиски чистоты в себе – попробовать избавиться от всего, что ты знаешь, умеешь; научиться писать, как ребенок, – так делали Пикассо и многие абстракционисты. В моем случае из-за того что я, по большому счету, только начинаю, еще сильно пользуюсь своим опытом и знаниями.

F.C.: Мой знакомый художник, заведующий кафедрой живописи, сказал, что писать реалистично сложнее всего. Ты согласен с этим утверждением?

И.С.: Думаю, нет. Возможно, это вопрос самоощущения: кто что выбирает и каким образом хочет транслировать свое видение. Назови как угодно, это будет правда в любом случае. И у меня так: я могу писать реалистично (это, конечно, не Рембрандт), но не хочу. У меня двойственное мнение насчет многих вещей, в том числе и насчет художников. Я стараюсь ко всему относиться не с позиции «нравится – не нравится», а с точки зрения «понимаешь ты или нет». Хотя при всем этом ты можешь понимать работу: почему она мастеровитая, классно сделанная, почему важна для истории, – но не прикипать к ней. А иногда встречаются такие вещи, которые ты не можешь объяснить: тот же Шиле, например, или «Плот «Медузы»» Теодора Жерико – безумно нравится эта картина.

F.C.: Что ты ценишь в картинах других художников, что тебя в них цепляет?

И.С.: Хороший вопрос. Бывает, смотришь на картину и не знаешь, как она сделана, не видишь швов, удивляешься мастерству, испытываешь некий эффект нерукотворности. Но есть множество примеров крутых и совершенно простых в техническом плане работ. Не хочу никого обидеть, например, тот же Ротко или Поллок.

F.C.: Ты видишь вывернутую наружу эмоцию?

И.С.: Да. Наверное, в этом и тайна искусства. И есть некий парадокс в обучении: учиться, чтобы что-то обрести, а потом от этого избавиться, возможно, разочароваться. Возвращаясь к вопросу о ценности произведений. Думаю, тайна живописи, да и вообще любого искусства, в том, что даже при возможности оценить работу с профессиональной точки зрения остается момент чистых эмоций. Не могу сказать конкретно, что мне нравится в работах. Бывают вещи, которые безумно цепляют, пусть они созданы начинающими художниками или непризнанными мастерами, которых никто никогда не видел. Возможно, так работает некое «ци», энергия, которая вкладывалась автором в свое произведение. Поэтому, наверное, для многих людей важен оригинал работы, а не реплики.

F.C.: Тебе сложно прощаться с написанными картинами? Прикипаешь к ним?

И.С.: Нет, не прикипаю, потому что я с ними закончил. Написал картину, сказал то, что хотел, и стараюсь двигаться дальше; оставляю работу такой, какая она есть. Это тяжело и больно, но лучше, чем накручивать себя. Для меня момент окончания работы и прощание с картиной наступает не тогда, когда ее покупают, а когда я ее закончил. Ты не можешь с ней больше ничего сделать, поэтому и расстаешься.

F.C.: Не боишься всю жизнь оставаться в рамках одной эстетики и жанра?

И.С.: Как по мне, цепляться к конкретным фактам, в том числе внешним, – ограниченное восприятие произведений искусства и в некоторой степени снобизм. Условно говоря, художник любит пейзажи и много их пишет. И вот какие-нибудь «критики» могут высказаться: «Он всю жизнь пишет пейзажи. Пишет одно и то же». Но это не так. Твои работы меняются вместе с тобой.

Красота необъяснима 4

«Поиски чистоты в себе – попробовать избавиться от всего, что ты знаешь, умеешь; научиться
писать, как ребенок, – так делали Пикассо и многие абстракционисты».

 

F.C.: Кстати о критике. Критика и вообще внешние факторы способны на тебя повлиять?

И.С.: Да, конечно. Мне нужна критика, в идеале – в лице профессионалов или тех людей, которых уважаю. Слава Богу, чаще всего я получаю критику именно от таких людей – довольно жестокую, к слову. О творческих людях существует такой стереотип, что они очень ранимые, живут эмоциями. В каком-то смысле это правда, потому как без эмоций ты не сможешь творить. А вот «защитная броня» – это как раз твой интеллектуальный бэкграунд, не позволяющий принимать критику близко к сердцу.

F.C.: Никогда не думал, что в какой-то момент перестанешь заниматься живописью?

И.С.: Думал. Если умру.

F.C.: А если бы не живопись, чем бы занимался?

И.С.: Физикой или музыкой. Я ничего не понимаю ни в физике, ни в музыке, но мне нра-вится и то, и другое. Или юриспруденцией – потому что это сексуально. Естественно, живопись бросать не собираюсь. Иногда я работаю и в жанре фигуративной живописи, но моя главная любовь, конечно, портрет. Возможно, это трансформируется во что-то другое, что тоже нельзя отрицать. Посмотрим.

F.C.: Мой любимый вопрос: что для тебя красота?

И.С.: Если бы ты спросила, что для меня искусство, я бы ответил: это путь. А красота… Думаю, каждый раз мой ответ на этот вопрос будет меняться. В нем останется «ци» – то самое, что я пока не могу объяснить. Красота как таковая необъяснима.

_______________________

Текст:Татьяна Плющай. Фото: Валерия Бурко
Fashion Collection Беларусь, ноябрь 2019, № 11 (74)

Нам важно ваше мнение
+1
2
+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
+1
0
+1
0

Подписывайтесь и получайте первыми наши новости

Нажимая на кнопку вы даете согласие на обработку персональных данных

Смотрите также